Исследование посттравматических стрессовых расстройств ветеранов СВО
Владимир Путин на встрече молодых ученых в центре «Сириус» подчеркнул важность оказания психологической помощи участникам спецоперации (СВО). Президент подчеркнул, что не на должном уровне развиваются службы психологической помощи в России, несмотря на большую востребованность в этих специалистах.
Современными исследователям было установлено, что комплексное лечение коморбидных состояний у ветеранов войн, связанных с употреблением наркотиков, и психических заболеваний неизменно превосходит раздельное лечение каждого диагноза. Комплексное лечение сопутствующих расстройств часто включает в себя использование стратегий когнитивно-поведенческой терапии для улучшения навыков межличностного общения и преодоления трудностей, а также использование подходов, поддерживающих мотивацию и функциональное восстановление.
Термин посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) стал нарицательным с момента его первого появления в 1980 году в третьем издании Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM-lll), опубликованного Американской психиатрической ассоциацией, в коллективном сознании этот диагноз ассоциируется с наследием войны во Вьетнаме катастрофа.
Причины и последствия ПТСР у ветеранов вооруженных сил были предметом большого количества литературы в течение ряда лет, и существует множество известных факторов, помимо фактического боевого опыта, которые могут предрасполагать или способствовать тому, что конкретный ветеран страдает от ПТСР, или действительно защищать от такого возникновения. Например, Неварез и др. (2017) обнаружили, что товарищеские отношения с однополчанами значительно снижают риск постбоевого ПТСР. Очевидный вопрос, возникающий в результате этого исследования, касается потенциально повышенной травмы, когда погибает близкий товарищ. Саймон и др. (2018) обнаружили высокое совпадение ПТСР и осложненного горя (CG; Charney et al., 2018) у военнослужащих, когда был убит товарищ. Осложненное горе также может быть частью этиологии ПТСР, вызывая дополнительные стрессоры (Iversen et al., 2008) и, как известно, представляет значительный риск самоубийства (Latham & Prigerson, 2004).
В дополнение к потерям, современная война создает множество ситуаций, которые являются морально неоднозначными, когда решения о действиях должны приниматься с небольшим количеством времени для сознательного обдумывания и с недостаточной информацией об их “правильности”. Иногда солдату приходится действовать, даже не зная, кто такой враг, поскольку они прячутся среди ни в чем не повинных мирных жителей, и любая улица или дом могут оказаться смертельной миной-ловушкой. Поэтому неудивительно, что люди совершают действия, противоречащие их собственному личному моральному кодексу (Maguen & Litz, 2012; Molendijk, 2019; Schorr et al., 2018), потенциально приводящий к психологическим симптомам, сходным с симптомами ПТСР (Williamson et al., 2019). Эти симптомы в совокупности известны как моральная травма, причем преобладающей эмоцией является чувство вины, которое может иметь серьезные последствия для психического здоровья возвращающихся ветеранов (Currier et al., 2019) и может способствовать этиологии ПТСР (Jones, 2020; Koenig et al., 2020).
Кроме того, существует второй тип моральной травмы (Shay, 2014), когда индивид был предан из-за того, что с ним обращались таким образом, который противоречит его представлениям о “том, что правильно”, часто по линии командования. Такое предательство может принимать различные формы: быть неадекватно экипированным, получить задание защищать или атаковать объект, имеющий незначительную стратегическую или тактическую ценность или вообще не имеющий ее, подвергнуться опасности со стороны командиров, не желающих сталкиваться с такой опасностью самостоятельно, или человек, поставленный в положение, когда он не смог спасти товарища. Подавляющая эмоция, порождаемая такой моральной травмой, - это ярость, которая может стоять за некоторыми проявлениями насилия, часто проявляемыми ветеранами с ПТСР (Elbogen et al., 2014).
Боевая травма, сложное горе и моральная травма, каждая по отдельности, представляют собой серьезную проблему психического здоровья (Barnes et al., 2019; Lee et al., 2020). Однако они потенциально взаимодействуют друг с другом, приводя к сложной патологии, которая, вероятно, уникальна для возвращающихся ветеранов: сложное горе и моральная травма могут способствовать этиологии ПТСР; ПТСР (Накадзима и др., 2012) и моральная травма (Чарни и др., 2018; Саймон и др., 2018) оба они вносят важный вклад в сохранение огорчающего или парализующего горя после смерти товарища; и сложное горе, и ПТСР могут способствовать чувству вины или ярости, возникающим в результате моральной травмы (Jones, 2020; Shay, 2014). Эти сложные взаимодействия потенциально имеют серьезные последствия для лечения постбоевой травмы, осложненного горя (Simon et al., 2018) и для общего функционирования в жизни после выписки (Koenen et al., 2008; Simon et al., 2020). Гнев, депрессия и чувство вины (Li et al., 2019) проявляются в большей или меньшей степени при всех трех состояниях, но в немногих исследованиях, если таковые вообще были, изучался комбинированный эффект. Вполне вероятно, что любой из этих трех симптомов будет хуже, если у него несколько причин, и лечение любого из трех состояний, скорее всего, будет менее эффективным, если два других не лечить одновременно.
В контексте сопутствующей патологии осложненного горя и ПТСР Чарни и др. (2018, аннотация) заявляют: “Имеется минимальное количество исследований о распространенности и влиянии осложненного горя (КГ) у военнослужащих и ветеранов, несмотря на высокие показатели потерь, о которых сообщалось в этой популяции… наши результаты подчеркивают влияние ХГ на эту популяцию и имеют значение для оценки и лечения”. В том же контексте Саймон и др. (2018, с. 12) отметил, что “в будущих исследованиях следует более подробно изучить когнитивные способности и дистресс, связанные с чувством вины, и то, чему индивид конкретно их приписывает”.